Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах.
Короче утро было ясным, не хотелось вставать.
Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять,
И я спросоня понял только одно: меня не мучает страх.

Когда я выскочил из ванны с полотенцем в руках,
Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять.
Я вдруг поймал в его глазах, в них искры бились ключом.
И я стал лучше, чем я был и чем я буду еще.
Я успокоился и сел, мне стало ясно, он убил свою мать.

И я смотрел в его глаза, в них искры бились ключом.
И я был больше, чем я был и чем я буду еще.
Я сказал себе опять, невероятно, он убил свою мать.

И время встало навсегда, поскольку время стоит.
А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит.
Короче надо до отъезда заскочить к нему, работу собрать.
И он заваривал чай, он резал плавленый сыр,
А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир.
Я рассмеялся и сказал, ну как ты мог, она же все-таки мать.

И он терзал на подоконнике плавленый сыр.
А я уже почти припомнил, кто творил этот мир.
И я сказал ему, убивец, как ты мог, она же все-таки мать!

И он сидел, и улыбался, и я был вместе с ним.
И он сказал, но ты ведь тоже стал собою самим.
А я сказал, найти нетрудно, но в десятки раз сложнее не терять.
И будь любезен прекрати свой жизнерадостный бред.
Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
Твоя ответственность отныне безмерна, ты убил свою мать!

Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред.
Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
Твоя ответственность безмерна, ты свободен, ты убил свою мать!

На дальней строке заворочался проснувшийся кран,
Стакан в руке моей, являл собою только стакан,
И первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела благодать.
И мы обнялись, и пошли бродить под небом седым.
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать

И мы обнялись, и пошли бродить под небом седым.
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.